Она метнула взгляд на тетю Франсуаз. Та отвечала на какой-то вопрос Сомаля и, казалось, совершенно не замечала беспокойства племянницы. А Николь-то полагала, что весь отель может слышать, как колотится ее сердце, и ощущать жар, исходящий от нее.
Обед тянулся бесконечно. Она старалась смотреть в свою тарелку, чтобы не выдавать терзающих ее эмоций, не взирать на Сомаля с откровенным вожделением. Лишь однажды или дважды, когда обращались непосредственно к ней, Николь рискнула поднять глаза. И каждый раз встречала теплый бархатный взгляд мужа.
Но она-то знала, что это только представление. Желание показать ее родным, да и всему миру, что все у них прекрасно, что они счастливейшая супружеская пара.
Внезапно Николь пожелала, чтобы это было не представление, чтобы они оставались женатыми всю жизнь, «пока смерть не разлучит их», и вечером вместе поехали домой и оставили за оградой виллы весь мир, всю суету, все треволнения…
Николь смотрела на остатки какого-то экзотического блюда в тарелке и размышляла об ужасе своего положения: она без ума от мужчины, который ей не доверяет!
Ничто не оправдывало ее ожиданий с того самого момента, как она ступила на берег Кот д'Ивуар. Да, не самый умный был поступок с ее стороны.
Николь отпила глоток из своего бокала. О, если бы только можно было улететь следующим же самолетом домой, в Париж, и никогда больше не видеть Сомаля, не испытывать унижения от того, что он знает: племянница месье де Белльшана влюбилась в него как кошка!
Что ж, по крайней мере, она не совершила каких-то мелких досадных оплошностей — все должны это признать. Ее ошибки всегда колоссальны!
Почему, ну почему она не охраняла свое сердце лучше, почему позволила чарам этого мужчины разрушить ее, по правде говоря, весьма хрупкие защитительные заграждения? Могла ведь, вполне могла отказаться ездить с ним верхом, могла бы проигнорировать его семью, не купаться, не гулять, не обедать с ним вместе, только спрашивать, когда же ей будет позволено уехать…
Но нет, ничего этого она не сделала, и вот результат — теперь она даже не хочет уезжать. А время ее пребывания здесь стремительно подходит к концу, и это вопрос нескольких дней, когда Сомаль попросит ее покинуть его дом. Их брачный союз станет ненужным после подписания пресловутого договора. Ее идеи по поводу развития туризма и фотоснимки пойдут в дело, но в личном присутствии Николь де Белльшан необходимости не возникнет.
Николь с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить и не завизжать от несправедливости судьбы. Впервые в жизни она встретила мужчину, которого искренне полюбила, нашла дело, которое ей понравилось, а в итоге останется ни с чем!
— С тобой все в порядке? — тихо спросил ее Сомаль.
— О да. Все прекрасно, — ответила она, вскинув на него глаза.
Он пристально посмотрел на нее. Слава Богу, подумала Николь, что он не умеет читать мысли. Тем не менее его спокойный немигающий взгляд нервировал ее.
Нет, ничего прекрасного тут нет, и она вовсе не в порядке. Ей удалось совершить крупнейшую из возможных ошибок и испортить себе жизнь. Но ничего, она выпутается из этой ситуации, ведь все произошло только по ее вине. И не доставит ему удовольствия, показав, как сильно изменились ее чувства.
Сколько бы обед ни тянулся, но и он подошел к концу, пришло время уезжать. Франсуаз нежно обняла племянницу, шепнула ей на ухо:
— Ты такая счастливая, девочка моя! А он, он просто замечательный!
Николь поняла, что испытывают люди, которым вонзают в сердце зазубренный, ржавый нож и проворачивают в ране. Что-то тетя Франсуаз скажет через пару недель? Об этом не хотелось даже думать…
— Ты сегодня была очень молчаливой, — заметил Сомаль, когда они сели в лимузин и направились к вилле. — Ты всегда такая в присутствии дяди и тети?
— Что? О нет. Вообще-то мы обычно много разговариваем.
— О, значит, я испортил тебе встречу с родными?
Николь потрясла головой, стараясь разглядеть его в полумраке салона. Эта поездка вдруг напомнила ей о другой, первой, когда он вез ее из тюрьмы, чтобы назвать своей женой. Тогда ей в голову не могло прийти, что она влюбится в этого мужчину, сидящего, как и в тот раз, рядом с ней.
Лимузин остановился у виллы. Сомаль вышел, открыл дверцу с ее стороны, подал руку. А когда Николь вылезла и попыталась освободиться, не отпустил. Она продолжала тянуть руку, но, увы, безуспешно. А ведь ей совершенно не нужна была излишняя близость к нему — это лишало ее способности мыслить.
Вилла сияла огнями. Они вошли и остановились в холле. Сомаль поднял ее руку, поднес к губам.
— Останься сегодня со мной, — низким, глубоким голосом попросил он.
Николь ощутила, как по венам побежала не кровь, а медленно потек расплавленный свинец. Он хочет ее и сегодня! Осмелится ли она на еще одну ночь, которая лишь сильнее привяжет ее к нему?
Как она любила его, как хотела быть с ним!.. Но ведь все это только временно, шепнул предательски-трезвый голосок. Сможет она еще раз разделить с ним постель и сохранить свое бедное сердце в целости и сохранности? Нет. Но оно все равно будет разбито, так или иначе… Так почему бы не использовать возможность еще побыть с ним, любить его, отдаваться со всей страстью неразделенной любви?
— У тебя или у меня? — спросила Николь.
— Сегодня у меня.
Сомаль наклонился. Его губы коснулись ее с такой знакомой нежностью и лаской, что на секунду она забыла обо всех сомнениях. Николь приоткрыла губы в ответ, коснулась языком его языка, прижалась к нему всем телом и почувствовала, как Сомаль напрягся. Потом он оторвался от ее рта, легонько повернул ее и повел по коридору, прочь от знакомой спальни и иллюзии безопасности, которую она давала.